スラヴ研究 = Slavic Studies;51

FONT SIZE:  S M L

A. プラトーノフ『土台穴』におけるくびき語法

野中, 進

Permalink : http://hdl.handle.net/2115/39054

Abstract

В настоящей статье мы беремся за анализ силлепсиса, одной из самых любимых фигур А. Платонова. Мы будем сравнивать подлинник Платонова с его переводами на разные языки. Этот метод способствует нашему пониманию особенностей стиля Платонова. Силлепсис является «значимым нарушением синтаксической связи или смыслового соглашения в словосочетании или между предложениями» (Волков А.А. Курс русской риторики, М., 2001). Например: «и я, родившись,... вскормлен в пеленах и заботах» (Премудрость Соломона, 7.4.) или «Then thou, great Anna, whom three realms obey/ Dost sometimes council take, and sometimes tea» (Pope). Что касается Платонова, он, конечно, использует силлепсис весьма оригинальным способом. С нашей точки зрения, большого внимания заслуживает английский перевод «Котлована», сделанный Р. Чандлером и Ж. Смитом. Дело в том, что они переводят выражения силлепсиса часто «с раскрытыми скобками». Их перевод делает виднее функцию силлепсиса в стиле Платонова. Мы рассмотрели выражения силлепсиса в «Котловане», сопоставляя подлинник с несколькими переводами. Нам удалось обнаружить с ледующие особенности силлепсиса в этой повести: во-первых, Платонов использует его сознательно. Частота его употребления в тексте, хотя мы не прибегаем к статистическим данным, исключает предположение, что автор не отдает себе отчета в эффективности этой фигуры. Во-вторых, мы сгруппировали приемы переводчиков, предпочитающих скорее дать понятный вольный перевод, нежели соблюдать буквальный эквивалент. Мы видим, что у них встречаются пять приемов: разделение соединяющего слова (G) на два (1.4.1.), превращение одной части в G (w1/w2) в предложение (1.4.2.), создание более однородной пары путем замены слова (w1 или w2) другим (1.4.3.), объединение двух слов (w1 и w2) в одно (1.4.4.), и наконец, (ре)конструкция смыслового контекста, объясняющего связь w1 и w2 (1.4.5.). Одним словом, все эти приемы имеют общей целью «раскрывать скобки» схемы G (w1/w2), каждая часть которой служит объектом вышеперечисленных приемов раскрытия скобок. А в-третьих, что самое важное, выражения силлепсиса, как и других фигур, имеют два направления: к шаблонности или новизне. И в «Котловане», в котором бросаются в глаза выражения силлепсиса, отличающиеся новизной, на самом деле имеются и те шаблонные, избитые выражеиия силлепсиса, которые позволяют дословный, но естественный перевод. Но дело в том, что, если мы встречаем в произведении примеры и того, и другого направления, то это не всегда означает, что они полностью уравновешивают друг друга. Наоборот, в большинстве случаев одно из них играет доминантную роль в характеристике фигуры в данном произведении. Что касается силлепсиса в «Котловане", можно с уверенностью сказать, что доминантным служит направление к новизне. Сопоставление подлинника с переводами показывает уникальное употребление силлепсиса в «Котловане». Но еще не выяснены вот какие вопросы: какую роль играет силлепсис, или в чем состоит его функция, как фигуры. Мы считаем нужным обратить внимание на семантическую связь между w1 и w2 в схеме силлепсиса G (w1/w2). Если он объединяет неоднородные члены в общем семантическом подчинении, то в чем заключается семантическая неоднородность w1 и w2? Примеры силлепсиса в «Котловане» позволяют нам увидеть, что тут играют роль метонимические и синнекдохические связи. В книге «Понятие ума» английский философ Г. Райль объясняет «ошибку категорий», которая происходит от отожествления рода и вида. Но с точки зрения риторики, отожествление или замена рода и вида является функцией синекдохи, одного из самых традиционных тропов. Мы рассмотрели, что платоновские силлепсисы, отличающиеся «ошибкой категорий», основаны на синекдохические связи между w1 и w2. Но заметим, что к этому типу силлепсиса принадлежат не только платоновские, но и более шаблонные выражения (например, «Urbi et orbi», т.е., «Городу и миру», формула благословения папы всему католическому миру). Правда, выражение «Urbi et orbi» гораздо более понятно, чем платоновское выражение «девушки и подростки» или «девушки и юношество». И здесь мы видим пример противоборства между шаблонностью и новизной. В общем говоря, чем яснее семантическое членение между w1 и w2, тем сильнее склонность выражения к штампованности. Силлепсис воспринимается как «простая» фигура, поскольку логически ясно и мотивировано расхождение или расстояние между буквальным значением выражения и намерением говорящего. А что касается платоновских выражений, мотивировок такого членения в повести не дается. Что касается метонимии, она, как и синекдоха, традиционно рассматривается как троп, служащий для выражения отношений «части и целого». Ее определяют как «замещение одного слова другим на основании некоторого материального, причинного или концептуального отношения». Имеются ли выражения силлепсиса, в которых можно считать связь между w1 и w2 метонимической? По нашему мнению, в «Котловане» есть вот какие примеры: «Поэтому Жачеву пришлось появиться на представлении, среди тьмы и внимания к каким-то мучающимся на сцене элементам» или «но зато посредством устройства дома ее[жизнь] можно организовать впрок -- для будущего неподвижного счастья и для детства» и др. Можно связать «тьму» с «вниманием к какимто мучающимся на сцене элементам» через отношения «предмета и его места/ времени», типические метонимические отношения. А между «будущим неподвижным счастьем» и «детством» можно обнаружить отношения «человека и предмета», также типические метонимические отношения. Таким образом, когда речь идет о силлепсисе у Платонова, было бы плодотворно исследовать его по аналогии с метонимией и синекдохой. Т.е., силлепсис является фигурой, которая с помощью общего слова или оборота речи (G) объединяет два слова или оборота речи (w1, w2) метонимически или синекдохически. Платонов, максимально используя силлепсис, стремится к выражению отношений «части и целого» различного рода, и далее к представлению нерасчлененного целого мира. Таково наше заключение. Мы коснулись и других произведений Платонова. Как нам известно, он использует силлепсис и в других произведениях; но «Котлован» отличается частотой и новизной его употребления. В заключение статьи мы скажем: силлепсис Платонова заслуживает внимания исследователей риторики и европейской литературы вот в каком отношении: (1) Наравне с Прустом, Платонов широко использует эту фигуру в европейской литературе первой половины ХХ века. Они, пожалуй, являются представительными мастерами силлепсиса данного времени. (2) В отличие от традиционного объяснения, силлепсис у Платонова позволяет нам выдвинуть гипотезу, что эта фигура основана на метонимических и синекдохических отношениях. Эти замечания смогут служить для сравнения с Платоновым других писателей, когда мы будем изучать употребление ими силлепсиса.

FULL TEXT:PDF