Permalink : http://hdl.handle.net/2115/47607

В настоящей работе рассматривается концепция поэтического языка русских формалистов с точки зрения ее связи с телесностью. Вопреки широко распространенному представлению о формалистской концепции поэтического языка как о чисто вещественной и материально-звуковой или чисто функционально-механической сущности, при подробном разборе их теоретических работ о поэтическом языке мы можем легко заметить, что формалисты всегда подчеркивали его связь с живым организмом человеческого тела, с телесным движением, с реально произносимым речевыми органами живым голосом. Например, уже в ранний период своей деятельности В. Шкловский в широко известной статье ≪О поэзии и заумном языке≫ утверждал, что в поэзии речевые органы тела читающего подражают мимике, жесту и произношению стихового текста. Он даже отмечал, что самое важное в заумном языке -- это ≪произносительная сторона речи≫ и ≪своеобразный танец органов речи≫. А Л. Якубинский в статье ≪О звуках стихотворного языка≫ также указывает на чрезмерную важность ≪способности органов речи к выразительным движениям≫ и конкретно перечисляет органы дыхания, органы гортани, мягкое небо, нижнюю челюсть и т. д. Таким образом, в основе раннего формалистского понятия поэтического языка лежит их исконный интерес к телесно-произносимому живому конкретному языку. Интерес формалистов к реально произносимому живому языку и органам речи, которые телесно осуществляют живую речь поэзии, не только не ослабел, но приобрел даже более широкий размах на следующей стадии их деятельности. Сразу после революции в Петрограде был основан Институт живого слова, и видные формалисты принимали активное участие в деятельности его комиссии по изучению декламации стихов и ораторской речи. Многие работы по звуку, мелодике и декламации стихов Б. Эйхенбаума и С. Бернштейна, а также ≪Ода как ораторский жанр≫ Ю. Тынянова, ≪Проблема стихотворного ритма≫ Б. Томашевского, ≪Откуда берутся стихи≫ Якубинского -- все эти работы явились плодами данного периода. В основе этих работ лежала теория ≪слуховой филологии≫ немецкого языковеда Э. Сиверса, по мнению которого поэтические произведения следует изучать не в письменном или печатном виде, а, прежде всего, воссоздать из письменного текста оригинальную устную декламацию поэта: нужно воспроизвести телесно-живые тона и интонации чтения самого поэта, и тогда мы получим оригинал поэтического произведения, который подлежит изучению. Применение формалистами теории Сиверса, видимо, усиливало их предпочтение телесно-артикуляционной стороны стихового языка по сравнению с его акустически-музыкальной стороной, так как, согласно Сиверсу, особенность поэтического языка состоит именно в том, что он представляет собой артикулированную органами тела живую речь со всей ее живой интонацией, тоном, мимикой, жестом, т. е. не музыкально-инструментальное звучание, а телесно произносимый голос. При этом, однако, нельзя упускать из виду, что такая теоретическая постановка вопроса о поэтическом языке как телесно-живой речи неизбежно влечет за собой несколько существенных следствий. Во-первых, если подлинный оригинал поэтического произведения есть не печатный текст, а воспроизведение живой речи со всей ее телесностью, то печатный текст, который мы читаем, является не чем иным, как простым остатком подлинной живой речи, это лишь бестелесный скелет или условный знак, через который мы должны воссоздать подлинную телесность речи. В самом деле, Бернштейн считал, что художественное произведение есть ≪внешний знак≫, ≪сигнал≫ и ≪эквивалент≫, и лишь ≪на основании этого знака воссоздается в восприятии≫ его эстетическое содержание. Особенно четко развивал этот взгляд на произведение как на условный знак Тынянов в своей книге ≪Проблема стихотворного языка≫. Для него телесное содержание произведения уже отнюдь не является первичной данностью. В поэтических произведениях нам даются всегда только ≪эквиваленты≫, ≪сигналы≫, ≪знаки≫, лишь посредством таких бестелесных ≪сигналов≫ и ≪знаков≫ мы можем условно реализовать потенциальную возможность воссоздания телесно-живого оригинала. По его мнению, ≪конструктивным принципом≫ стихотворения является именно такая динамическая диалектика абстрактного ≪знака≫ и его телесно-живого содержания. Во-вторых, понимание поэтического языка как артикулируемого органами речи живого слова налагает на представление о телесности у формалистов особую черту. Хотя для них поэтический язык тесно связан с телесностью, нельзя забывать, что это тело не единое и целостное, а всегда частичное, так как формалистов интересует не целое тело, а только отдельные части речевых органов. В этом отношении очень интересно, например, мнение Эйхенбаума об особенности поэтической речи А. Ахматовой. Он утверждает, что в поэзии Ахматовой ≪слова стали ощущаться [...] как мимическое движение. В связи с этим внимание перешло [...] от фонетики к артикуляции, к мимике губ по преимуществу≫, т. е. особенность поэтической речи поэта здесь сведена к такой чрезмерно ограниченной части тела, как губы повествователя. Как и у Тынянова, у которого стихотворный язык теряет целостную телесность и превращается в прерывистые ≪сигналы≫, у Эйхенбаума вся телесность поэтической речи сосредоточена лишь на очень небольшой части речевых органов. Подобный взгляд на поэтический язык у формалистов, вероятно, свидетельствует также о проходящем в то время процессе разложения традиционного единого лирического субъекта и его речи.