Permalink : http://hdl.handle.net/2115/51082

В истории ≪русского формализма≫ Борис Эйхенбаум занимает несколько своеобразное место: в главных научных работах о формализме открытие такого ключевого понятия как ≪остранение≫ и разработку новых теоретических методов обычно приписывают Виктору Шкловскому, Юрию Тынянову или Роману Якобсону. А Эйхенбаум, в большинстве случаев, считается не столько открывателем новых теоретических понятий, сколько просто аналитиком, правда, блестящим, применившим их к отдельным конкретным примерам. На такое определение Эйхенбаума повлиял тот факт, что со второй половины 1920-х годов он перенес центр тяжести своей работы с теории на написание биографии и изучение рукописей. Этот поворот научного направления Эйхенбаума в то время резко критиковали другие формалисты, называя его ≪уклоном≫ или ≪эклектизмом≫, а исследователи до сих пор считают этот поворот уступкой политическим условиям того времени. Но нам не следует забывать, что данное изменение Эйхенбаума выглядит как отклонение именно с точки зрения течения, которое потом развилось в структурализм. Если непосредственно обратиться к самим его высказываниям (статьям, эссе, дневникам и письмам) 1910-1920-х годов, то мы можем найти внутренне последовательную логичность в процессе сближения Эйхенбаума с формализмом и довольно быстрого отхода от него. Эйхенбаум назвал свои статьи до 1917 года ≪гносеологическими≫ и отделил их от последующих работ, названных им ≪морфологическими≫ или ≪формальными≫. В гносеологический период он под сильным влиянием современных ему философов Николая Лосского и Семена Франка считал литературное произведение системой, ≪органическим целым≫ (термин Лосского), и утверждал, что главной задачей литературоведения является усвоение стиля - формы ощущения художником мира и в то же время принципа, составляющего систему-произведение. Но при этом Эйхенбаум, в отличие от Лосского, определявшего целый мир как органическую систему, считал, что мир-жизнь является бесформенным и стихийным хаосом. По его мнению, органическая системность принадлежит не самому миру, а только художественной или научной системе. У Эйхенбаума, предчувствующего наступление эпохи войны и революции, постепенно усиливалось ощущение, что миру или исторической жизни, которая является стихией, должна противостоять литература и наука - самостоятельная система. Именно такое мироощущение сблизило Эйхенбаума с формализмом. Шкловский в своих автобиографических произведениях или историко-литературных работах стремился к созданию представления-картины прошлой жизни, разлагая сначала реальность исторической жизни на части, а потом сцепляя эти части по своему замыслу. Такое стремление к так называемому преодолению представлениями исторической жизни было родственным и Эйхенбауму того времени, который обращал внимание на ≪уничтожение формой содержания≫ в трагических искусствах. Но при этом Эйхенбаум, в отличие от Шкловского, не сомневавшегося в превосходстве описывающего субъекта над объектом, видел в объекте, то есть в жизни исторического прошлого, некоторую онтологическую независимость от управления описывающего субъекта даже в рамках произведения. По его мнению, какой бы искусной ни сделал человек систему представлений, ее составные элементы, которые были частями прошлой жизни, не полностью подчиняются составляющему принципу, то есть замыслу описывающего субъекта. Они сохраняют некоторую непостижимость и непознаваемость даже в системе представлений, как своего рода ≪вещи как таковые≫. Восприятие Эйхенбаумом жизни и исторического движения как непостижимых и непознаваемых явлений отличает его от Шкловского и Тынянова, стремившихся к преодолению истории. В середине 1920-х годов Тынянов старался создать историколитературную модель, охватывающую прошлую жизнь структурным образом: у Тынянова субъект, ведущий описание, это методологически установленная внутри литературного ряда точка зрения, которая пропорционально расширению поля зрения постепенно вводит материалы из жизни в систему - в историю литературы. Почти в это же время Эйхенбаум, в резком контрасте с Тыняновым, постепенно отказывался от идеи систематизации исторической жизни при активной инициативе описывающего субъекта, так как у него было ощущение, что человек, наоборот, жестко определен стихийной и поэтому непостижимой силой исторической жизни. Эйхенбаум, фактически расставшийся с идеями формализма в середине 1920-х годов, вплоть до своей смерти в 1959 году сохранил мироощущение, напоминающее поклонение стихийной силе истории, и буквально с головой погрузился в написание биографии Толстого, которая характеризуется обилием прямых цитат из высказываний Толстого и о Толстом, а также минимальным вмешательством автора по отношению к объекту.