HUSCAP logo Hokkaido Univ. logo

Hokkaido University Collection of Scholarly and Academic Papers >
Slavic-Eurasian Research Center >
スラヴ研究 = Slavic Studies >
49 >

結婚儀礼に現れる帝政末期ロシア農民の親族関係 : 記述資料分析の試み

Files in This Item:
49-007.pdf1.32 MBPDFView/Open
Please use this identifier to cite or link to this item:http://hdl.handle.net/2115/38982

Title: 結婚儀礼に現れる帝政末期ロシア農民の親族関係 : 記述資料分析の試み
Other Titles: Опыт изучения системы родства у русских крестьян по материалам свадебных обрядов конца XIX-начала XX вв.
Authors: 伊賀上, 菜穂1 Browse this author
Authors(alt): Игауэ, Нахо1
Issue Date: 2002
Publisher: 北海道大学スラブ研究センター
Journal Title: スラヴ研究
Journal Title(alt): Slavic Studies
Volume: 49
Start Page: 179
End Page: 212
Abstract: Какое значение имеет для русских сельских жителей эпоха Советского Союза? Чтобы ответить на этот вопрос, на мой взгляд, важно познать динамику культурных изменений: какие элементы культуры транслировались, а какие нет с дореволюционного общества на постсоветскую жизнь. Для сравнительного анализа я выбрала один из важнейших социальных элементов - «родство». Как источник изучения системы родства у крестьян анализируются свадебные обряды Грязовецкого уезда Вологодской губернии конца XIX - начала XX вв. В данной статье я преследовала цель - представить свадебные обряды как целостный комплекс. Для этого я специально ограничила объект наблюдения до административной единицы «уезд», точнее говоря, до восточной половины Грязовецкого уезда, и анализировала целостный процесс свадебных обрядов как со стороны терминов, так и совершаемых действий. Грязовецкий уезд находился в юго-западной части Вологодской губернии, не очень далеко от губернского центра г. Вологды. Из 7 волостей, выбранных в статье в качестве объекта наблюдения, в 3 волостях численно превосходили бывшие частновладельческие крестьяне, а в остальных - бывшие государственные. Следует еще указать, что одна южная волость отличалась от других давним распространением отходничества. Так как этот уезд был расположен на границе между северной и центральной частью Европейской России, там ярко наблюдались культурные традиции обеих территорий. В частности, в свадебных обрядах можно найти много общих черт как с северной, так и с центральной частями России. Но вместе с тем грязовецкие обряды имеют ряд существенных отличий, например, отсутствует обряд в бане, наблюдается небольшое количество магических элементов (включая и сглаз, и колдовство), развиты разные формы выкупа со стороны жениха. На основе локальных материалов по свадебной обрядности, можно утверждать, что в восточной части Грязовецкого уезда отмечаются 4 субтипа свадебных обрядов. На мой взгляд, деление на субтипы совпадает исключительно с географическим расположением. Я не заметила влияния бывших крестьянских категорий или типа хозяйствования на структуру обрядов. На основе грязовецкой системы терминов родства, которая очень близка к системе современного стандартного (литературного) русского языка, можно сказать, что система родства у грязовецких крестьян носит эго-фокусный (ego-focal) характер, т. е. родственников определяют в зависимости не от общих предков, а от отношения с «эго» билатерально без разницы сторон отца и матери, и даже включаются в «родство» и некровные: свойственники, крестные и приемыши. В анализе свадебных обрядов я обращала особое внимание на рамки упомянутых родственников, характер и время их действий. Однако большое количество обрядовых терминов свадебных чинов и вместе с тем недостаточная информация о выборе конкретного действующего лица для каждого чина не разрешают определить зависимость между каждым действием и действующими лицами. Поэтому я анализировала действующих в обряде лиц двухстепенно, т. е. сначала классифицировала участников по генеалогическим статусам (отец, тетя, зять и т. д.), потом по свадебным чинам (дружка, сваха и т. д.). Результат анализа ценен с точки зрения двух аспектов познания системы родства: «половозрастная система» и «отношения между родственниками и не-родственниками». В грязовецких свадебных обрядах выбор действующего лица для определенного действия не определяется в большинстве своем по генеалогическому статусу. Исключение, естественно, составляют родные родители, родные братья и иногда крестные родители. Зато многие обрядовые роли у родственников разделяются по половозрастной системе. Это особенно касается замужних родственниц (тети, крестная мать и замужние сестры), от которых выбирают исполнительниц свахи, раздачи невестинов даров и т. п. От родственников мужчин отцовского поколения со стороны жениха выбираются главные свадебные чины, тысяцкий, сват и дружка, действия которых во многом совпадают. Что касается парней и девушек, то родственники и не-родственники часто исполняют одну и ту же роль: парни - участники в свадебных поездах, девушки причитают у невесты. В материалах по свадебной обрядности можно найти данные, свидетельствующие о том, что в одной половозрастной группе предпочитают родственников более близкой степени родства: предпочитают, например, родную сестру двоюродной. Но следует указать, что в грязовецких свадебных обрядах не наблюдается предпочтение какойлибо одной стороны родства (отца или матери), а также категорическое следование принципу старшинства и кровных связей. Последние, в частности, отражаются на отсутствии в материалах по свадебным обрядам сведений о дедушках и бабушках и так же на факте предпочтения зятя двоюродному брату как «заместителя» родного брата. Можно сделать вывод о этом, что в том регионе исполнителей свадебных обрядовых ролей выбирают сравнительно свободно, из широкого круга родственников по половозрастной системе. Это доказывает, что свадебные обряды есть событие, подтверждающее и реконструирующее внутренние связи между родственниками. Что касается связей между родственниками и не-родственниками, то участники в свадебных обрядах разделены на три группы: 1. главные свадебные чины, 2. званые гости без специальной роли и помощницы (поварихи), 3. незваные гости. Большинство участников первой группы - родственники, третьей - не-родственники, а во вторую группу включаются обе категории. Анализ материала по данному вопросу позволяет выделить две характерные черты. Во-первых, в этом регионе не развит обычай укреплять отношения с не-родственниками, специально назначенными на важные свадебные чины в знак почтения и уважения. Крестных родителей могут выбрать из не-родственников, но в исследуемом регионе чаще всего выбирают из кровных родственников. Во-вторых, несмотря на вышеуказанное, не-родственники тоже активно участвуют в обрядах как званые гости и даже как незваные. Последние дают общинное согласие на брак, требуя выкупа от гостей даже во время застолья. В грязовецких свадебных обрядах можно наблюдать совмещение предпочтения родственников и выражения уважения к общине, причем без серьезного коммуникативного напряжения двух категорий участников свадебного обряда. Такой «баланс» в достаточной степени объясняется совпадением отношения кровного с соседским. Но у русских крестьян, которые не имеют «систему родства патрилинейного происхождения» (patrilineal descent group), люди с физической кровной связью не всегда считаются родственниками. Таким образом, можно сказать, что свадебные обряды функционируют как процесс, способствующий переключению отношений между людьми с кровной (родственной) связи на просто соседское. Выводится следующее заключение. В исследуемом регионе внутренняя и внешняя форма «родства», функционирующая как вид взаимной помощи, изменяется в зависимости от конкретных отношений между людьми. В такой ситуации свадебные обряды представляют семьям жениха и невесты редкий случай познать и реформировать «свою» рамку родства и его внутренние отношения. Но здесь следует подчеркнуть, возможно такой выборочный характер «родства» появился только после распада бывшей системы взаимной помощи среди родственников, которая была действенна до промышленной революции. В советское время отношения между участниками свадебного обряда подверглись изменениям. На современной свадьбе почти не существует иерархии гостей, нет разницы между старшими родственниками и молодыми друзьями. Незваные уже редко заходят на застолье. Такие изменения стали наблюдаться уже в конце XIX века: половозрастной принцип терял свою символическую и обрядовую основу. Но познавательное понятие родства не изменялось и родство до сих пор продолжает функционировать как система взаимной помощи и поддержки в условиях тяжелой социальной ситуации.
Type: bulletin (article)
URI: http://hdl.handle.net/2115/38982
Appears in Collections:スラヴ研究 = Slavic Studies > 49

Export metadata:

OAI-PMH ( junii2 , jpcoar_1.0 )

MathJax is now OFF:


 

 - Hokkaido University